Максим Бухтояров. Опер нового поколения

Традиционно 5 октября отмечают свой профессиональный праздник – День работников уголовного розыска - российские сыщики. Убийства, изнасилования, разбои, грабежи, кражи – это те преступления, с которыми ежедневно сталкиваются сотрудники УРа. Кстати, в Усть-Лабинском районе, благодаря их работе, с 2015 года нет ни одного нераскрытого убийства и изнасилования.

Мы не раз писали про оперативников Отдела МВД по Усть-Лабинскому района, начиная с действующего сыщика - замначальника УРа Дениса Литвинова, заканчивая ветеранами сыска, такими как Юрий Ерашков и Игорь Аверкиев. В этот раз мы решили дать слово относительно молодому оперативнику – Максиму Бухтоярову. Он служит в отделе по раскрытию убийств 6 лет. Коллеги его уважают, начальство хвалит и характеризует, как дисциплинированного и исполнительного оперативника с перспективами.

- Дисциплинированность и исполнительность - это замечательно, но одно из главных качеств хорошего оперативника – интуиция. Успели выработать?

- За шесть лет службы, думаю, да. Иногда подсознательно чувствуешь, что искать надо в конкретном месте, даже если это маловероятно. Потом оказывается, что я был прав.

- Максим Олегович, почему вы решили идти именно в уголовный розыск, ведь существует много более спокойных юридических специальностей?

- Мой отец работал в полиции, тоже в уголовном розыске, но в Ладожском ПОМе, с 1988 по 1998 год. Его годы службы пришлись на тяжелые лихие 90-е. Отец дома о своей работе мало рассказывал, но то немногое, что я слышал, вкупе с его умом и опытом, послужило для меня примером и повлияло на выбор. Я долго, класса до 10-го, не мог определиться с профессией. В итоге решил пойти по стопам отца. 

Окончил школу № 8 в поселке Двубратском, отслужил в армии, окончил Южно-Российский государственный политехнический университет в Новочеркасске, по специальности «юриспруденция» и сразу пришел в УР. Отец уволился из милиции в звании капитана, а я в этом году капитана получил! Но пока я с ним сравнялся только в звании.

- Сейчас вы с ним, как с более опытным коллегой, советуетесь в плане раскрытия преступлений?

- Нет, потому что очень многое с тех  пор поменялось. Сейчас век информационных технологий, а у них же ничего этого не было: ни мобильных телефонов, ни камер видеонаблюдения, ни других технических средств, помогающих нам в раскрытии. Иногда я по работе просматриваю старые нераскрытые уголовные дела и вижу фамилию и инициалы отца в подписях протоколов или других документов. Интересно сравнивать. Спрашиваю, помнит ли их. Оказывается, многое помнит, хотя 25 лет прошло.

- Чем нравится работа?

- Возможностью общаться с людьми разных социальных слоев: сегодня ты беседуешь с бомжом, а завтра допрашиваешь руководителя какой-нибудь организации.

- На какое преступление пришлось выехать в самое первое дежурство, помните?

- Помню, конечно! Это была кража ноутбука. Двое приятелей выпивали, и у одного из них пропал ноутбук. Вором оказался мой односельчанин, знакомый пацан – росли вместе. Утром уже раскрыли.

- Раскрытие убийств – это ваш профиль. Какое преступление особенно запомнилось и почему?

- В позапрошлом году выезжали в Ладожскую, где была жестоко убита беззащитная старушка, ее позже нашли в лесополосе. В моей практике это было самое тяжелое раскрытие, когда мы трое суток практически без сна, искали убийцу. Но нашли! Им оказался разнорабочего с полей, приехавший с соседнего района. Мы ездили его задерживать. В такие моменты, понимая, что убийца не уйдет от наказания, испытываешь удовлетворение от своей работы.

- Какое ощущение возникло у вас при виде первой жертвы? Страх был?

- Когда я понял, что пойду работать в полицию, я настроил себя так, что у меня нет ни чувства страха, ни чувства брезгливости при виде мертвого тела или крови. Я был на вскрытиях, на адресах, где труп пролежал неделю. Нормально. Зато есть чувство жалости к погибшим. Оно есть всегда. Я еще профессионально не деформировался и, возможно, этого никогда не произойдет. Год назад я проходил тестирование у психолога, он сказал, что профдеформации у меня ноль.

- Ваша работа больше связана с выездами, раскрытиями, задержаниями или с бумажной работой?

- Трудно сказать, но бумажной работы очень много! У отца, по его рассказам, писанины было в разы меньше. Сейчас сплошная бумажная волокита! Считается, что опер должен работать ногами: на земле, с населением, с информаторами, благодаря которым раскрываем даже самые сложные дела. А мы чем занимаемся?! Большую часть времени проводим в кабинетах за отписками.

- Как сейчас люди к полиции относятся? Охотно помогают?

- Все хуже и хуже относятся. Даже для проведения следственных действиях очень сложно найти понятых. Люди вообще не хотят идти навстречу, ссылаясь на то, что потом их затаскают по допросам и судам. К следователю приди – тебя допросят, потом в суд приди – тебя допросят. А везде же еще все долго делается, ждать приходится. Свидетели и понятые наотрез отказываются протоколы подписывать, просят их не трогать. Хотя без протокола все готовы рассказать. Часто это пожилые люди, которые говорят, что им такая беготня по допросам и судам дается с трудом. Доходит до того, что мы уговариваем, убеждаем, обещаем увезти и привезти назад, то есть выступаем в качестве сопровождения уголовных дел.

- За время службы интерес к розыскной работе не пропал? Не было желания встать и уйти?

- Интерес не пропал, но желание встать и уйти периодически появляется. Это связано с нагрузкой, с недокомлектом оперов в отделе, с тем, что на работе мы находимся постоянно – выходных нет, домой возвращаемся в девять-десять часов вечера каждый день, нет никакого свободного времени. С другой стороны, в отпуске через месяц уже тянет на работу, хочется что-то делать. В итоге приезжаешь и работаешь.

- Старые сыскари наверняка знают, а вы, как оперативник нового поколения, интересовались историей российской криминологии? Например, сможете ответить на вопрос, почему людей вашей профессии называли «мусорами» и «легавыми»?

- Конечно, мусор - от аббревиатуры МУС – Московский уголовный сыск, а легавая – порода собак - была изображена вместе с охотником на лацкане пиджака сыщика. Это был безобидный знак Московского общества охотников, но с задней стороны, для конспирации, был изображен глаз в треугольнике – знак МУРа. Но некоторые до сих пор уверены, что «мусор» - это из-за того, что нам приходится часто копаться во всяком мусоре в прямом и переносном смысле, а легавые – из-за того, что мы, как собаки-ищейки, ищем преступников.

- В интервью нашей газете ваш руководитель Геннадий Пачков утверждал, что современный сотрудник уголовного розыска обязательно должен знать блатной жаргон, чтобы на равных общаться с контингентом, живущим «по понятиям». Вы как, изучили феню?

- Не особо, да и стараюсь жаргоны не употреблять. Сейчас такого контингента почти не осталось, но и те, кто еще сидят в тюрьмах, прекрасно разговаривают на обычном русском языке. К тому же нам чаще приходится общаться с обычными людьми – потерпевшими, свидетелями, все нормально разговаривают. Тоже самое - с ранее судимыми. А блатной жаргон – это уже история, фольклор. Мы же должны придерживаться культуры общения, быть со всеми вежливыми. В противном случае жалобами закидают.

- А как же тогда «колоть» убийц?! Вы пробовали разговорить рецидивиста с пятью судимостями словами «А не вы ли, любезный, убили гражданина А.? Признаетесь, пожалуйста!»

- Конечно, сейчас с такими сложнее. Приходится искать подход к человеку, разбираться в причинах его поступка. Много таких, которые замыкаются в себе. Приходится подбирать слова, находить нужную «кнопку», становиться психологами. В конце концов, есть улики, предъявив которые, можно убедить признаться, различные оперативные комбинации, обещания послаблений. Если улик против подозреваемого достаточно, то и признания не особо нужны. Но, чтобы все было законно, не говоря уже о запрете выбивании показаний. Мы не то, чтобы оскорбить, мы голос повысить на подозреваемого не имеем права. Иначе у нас проблемы будут.

- Почему в районном ОМВД наблюдается нехватка личного состава, как считаете?

- Не хотят идти в полицию. Зарплата для Усть-Лабинского района 40 плюс - это нормально. Но за эти деньги у тебя не будет ни свободного времени, ни личной жизни. Хотя если бы было больше привилегий и льгот, люди бы шли. Та же военная ипотека. Почему в армии есть, а в МВД нет? Если бы так сделали, это привлекло бы больше желающих связать свою жизнь с службой в полиции. У нас в одном из подразделений есть сотрудник, который вынужден снимать в Усть-Лабинске квартиру за 24 тысяч рублей при зарплате в 28 тысяч. А у него еще жена и маленький ребенок. Как жить?

- Чего бы вы пожелали себе и своим коллегам в свой профессиональный праздник?

- Оперской удачи и терпения, несмотря ни на что. Будем прорываться!

Фото автора